Мурманск
Кольский полуостров, Северо-Запад России
Мурманские метаморфозы
Опубликовано3033 дн. назад
1927 год. В СССР создается Осо-авиахим – Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству, происходит сильнейшее землетрясение в Крыму, начинается строительство Днепрогэса. В Варшаве от рук русского эмигранта гибнет советский полпред в Польше Войков. Угар НЭПа. Перелом эпох. Время действия романа Ильфа и Петрова “Двенадцать стульев”. Время, когда не только в книгах, но и в жизни существовали великие комбинаторы, осуществлявшие грандиозные аферы. Время, когда в Мурманске начинался строительный бум и строящиеся объекты претерпевали порой самые невероятные метаморфозы. О двух таких случаях я и напишу.
Инженер-самозванец
В начале 1927 года в заполярной столице появился человек, назвавшийся инженером Севенардом. На самом деле он был студентом-недоучкой, с грехом пополам окончившим три курса института путей сообщения. Но губернский центр тогда настолько нуждался в кадрах, что его немедленно приняли на должность заведующего мелиоративным отделом губземуправления. В мае на заседании стройсекции губплана он сделал доклад, ставший точкой отсчета одной из самых масштабных для Мурманска тех лет строительных катастроф. Севенард поднял вопрос о сооружении большого лесопильного завода. Предполагалось, что он будет приносить ежемесячно 2250 рублей прибыли и всего через полтора года полностью себя окупит.
Идею липового инженера руководство города и региона приняло на ура. “Были приняты во внимание, – сообщала 14 апреля 1928 года “Полярная правда”, – и общая ситуация рынка, и отдельные конъюнктурные показания: все сулило большие выгоды. Широкие перспективы работы на заграничный рынок туманили взоры хозяйственников, и в воздухе, казалось, реял первый пронзительный гудок будущего завода”. Обсуждалось несколько вариантов места постройки: в городской черте и за пределами Мурманска – на противоположном берегу Кольского залива. Итог дискуссии подвели на пленуме коммунальной секции Мурманского горсовета. В протоколе пленума, хранящемся ныне в Государственном архиве Мурманской области, особо отмечена “нецелесообразность постройки лесопильного завода на Дровяном, т. к. лесопильный завод будет обслуживать город и оторванность его от города будет лежать накладным расходом по перегрузке материалов через залив”. Строить решили на мысе Халдеев.
Вместо завода — сарай
Разработку проекта завода поручили Севенарду. Мурманский собрат великого комбинатора понятия не имел, как это делать, но все же состряпал какой-то полуграмотный эскиз, который, ничтоже сумняшеся, и представил на утверждение. Как оказалось, его уверенность в благополучном исходе дела имела некоторые основания. Дальнейшая судьба “проекта” наглядно демонстрирует “неисповедимость” бюрократических путей в Мурманске второй половины 20-х. Эскиз завода попал в строительную секцию губплана к “научному сотруднику” Кошелеву, компетентность которого ни в чем не уступала компетенции Севенарда. Кошелев передал “проект” инженеру Гольтякову. Гольтяков изучил его и внес некоторые изменения, не отразившиеся, впрочем, на общем уровне документа. После этого “проект” вернули Севенарду и работа закипела.
Стройка, начавшаяся летом 1927-го, продолжалась 10 месяцев. А потом случилось то, что должно было случиться. Помимо безграмотности проекта обнаружились и другие факторы, превращающие мурманский лесопильный завод в чистую утопию: отсутствие свободной площади для хранения разделанного леса, а также достаточного места для разворота бревен при подаче к крану, отсутствие подъездных путей, пресной воды для питания цилиндра двигателя и бассейна для подлежащих разделке бревен. Кроме того, имелось, буквально как у Ильфа и Петрова, полное “наличие отсутствия” самого Севенарда, после утверждения проекта утратившего к нему всякий интерес и переключившегося на другие объекты. В результате здание лесопильного завода, который должен был вывести экономику Мурманска на новый уровень, перепрофилировали в… обыкновенный сарай. 21224 рубля, оторванные от весьма скромного городского бюджета, приказали долго жить. А закончилось все судом, приговорившим Севенарда к двум с половиной годам заключения. Однако строитель особо ценного, учитывая затраченную на него сумму, сарая сумел вывернуться и из этой ситуации: он попал под амнистию и срок ему уменьшили ровно наполовину.
Место похорон — футбольная площадь
Не менее интересна и метаморфична история мурманского сквера, расположенного на улице Ленинградской. Изначально это место предназначалось не для тихих прогулок в тени деревьев, а для спортивных баталий. Задолго до сквера там был стадион, устроенный в новооснованном городе на берегу Кольского залива англичанами. При интервентах обширный пустырь, приспособленный для спортивных состязаний, именовали английским футбольным плацем. Его судьба резко изменилась после произошедшего в Мурманске 21 февраля 1920 года антибелогвардейского переворота. Вскоре после смены власти в адрес красного ревкома поступила телеграмма из Йоканьги, где при белых располагалась тюрьма, известная суровостью режима и жестокостью начальства. В телеграмме сообщалось, что сотни только что освобожденных политкаторжан ждут срочной помощи. Положение их отчаянное – ежедневно от дизентерии и цинги умирает несколько человек. Мурманский ревком немедленно отправил в Йоканьгу пароходы, всех бывших заключенных приняли на борт и доставили в заполярную столицу. Истощенные, изможденные до крайней степени люди не выдерживали и гибли в пути. “По дороге в Мурманск умерло 11 (человек. – Д. Е.), в лазаретах умерло более 10 – только потому, что ранее у белых больным не была оказана медицинская помощь”, – возмущались мурманские “Известия”.
Встал вопрос о похоронах. Хоронить собирались торжественно, в черте города, чтобы впоследствии это захоронение стало мемориалом. Но где найти подходящее место? В итоге решили использовать единственную свободную площадку в центре города – стадион. Объявление в “Известиях”, оповещавшее население о захоронении, так и заканчивалось: “Место похорон – футбольная площадь”.
Скорбная церемония состоялась 10 марта 1920 года в полдень. “Рабочие организации представили несколько венков, – писали “Известия”. – От всех организаций были депутации. Гробы, украшенные красной материей, несли на руках рабочие депутаты. Участвовали матросы и красноармейцы”. Докладчик от политического отдела (1 стрелковой дивизии. – Д. Е.) тов. Иванов говорил, что нужно не плакать, а помнить, что пока есть буржуазия, будут подобные Йоканьги для рабочих и крестьян… После пения похоронного гимна собрание на братской могиле объявлено было закрытым”.
Футбол, орлянка и выпас скота
Стадион в одночасье переименовали в площадь Свободы, которая сразу же стала местом проведения митингов и демонстраций. Постепенно захоронение расширялось – рядом с жертвами Йоканьги погребали мурманчан, погибших при различных обстоятельствах на суше и на море. Всего там нашли последний приют 136 человек. Тем не менее рядом с братской могилой по-прежнему продолжались футбольные состязания и, по крайней мере до середины 20-х, на краю площади сохранялась черная доска для объявлений, на которой по-английски значилось “Sport notices” – “Спортивные известия”.
В 1925 году на площади Свободы, получившей к тому времени еще одно имя – Жертв революции, разбили газоны и проложили песчаные аллеи. Там же находилась декоративная арка, ставшая одним из первых мурманских архитектурных изысков. Но далеко не все жители заполярной столицы осознавали общественную значимость этого места. Газоны пересекали многочисленные “народные тропы”, а на подросшей траве горожане пасли скот. Сама площадь активно использовалась для азартной игры в орлянку. “Группа человек 35, – описывала ситуацию “Полярная правда” 28 июня 1927 года, – безработные, кричат:
— Круг шире.
— А что?
— Вот что, пять копеек есть метать? Кто хочет ставить?
— Давай рубль, – кричит один.
— Три рубля, – второй кричит и пошли метать”.
В криминальной хронике тех лет зафиксированы факты проигрыша таким образом довольно крупных денежных сумм.
В конце июля 1927 года начался сбор средств на постройку на площади памятника, который сначала именовали Борцам революции, потом Жертвам революции и, наконец, Жертвам интервенции. “Проект памятника составлен инженером Савченко, – писала “Полярка” 20 сентября 1927 года, – и представляет из себя большое сооружение, расположенное на площади в 55 квадратных метров и состоящее из 22-х колонн и 3 площадок для публики, для оркестров и для установки знамен. На этом сооружении будет также установлена статуя т. Ленина”. Памятник был торжественно открыт 7 ноября 1927 года в день десятой годовщины Октябрьской революции. Выглядел он тогда чуть иначе, чем теперь. Слегка отличалась от нынешней и надпись на монументе. “Жертвам интервенции 1918-1920 гг. От мурманских рабочих и рыбаков”, – значилось на ней. В 1930 году вокруг памятника начали закладывать сквер, который в конце концов и придал площади ее нынешний вид.
Я описал лишь два эпизода из богатейшей строительной истории заполярной столицы. На самом деле случаев, когда те или иные объекты в процессе сооружения или после, подчас годы спустя, меняли свое предназначение, – множество. Такая уж была эпоха. 1927 год. Угар НЭПа. Время становления Мурманска.
Дмитрий ЕРМОЛАЕВ, сотрудник Государственного архива Мурманской области
http://vmnews.ru/proekty/100-stranic/2014/03/15/murmanskie-metamorfozy
Больше информации о: Войков, Гольтяков, Дровяное, Ермолаев, Жертвам интервенции, Иванов, Известия, Кольский залив, Кошелев, Ленина, Ленинградская, Петров, Полярная правда, Савченко, Свободы, Севенард, Халдеев, архив
↑ В Мурманске прошли соревнования по зимнему плаванию
↓ Мурманск обновляет туристическую инфраструктуру
Новости Мурманска
0No feed items.
Все новости Мурманска и Мурманской области >>