Мурманск

Кольский полуостров, Северо-Запад России

Cевер мой ранимый, край мой дорогой

Опубликовано
3656 дн. назад

Моя малая родина – Кольский Север. За семь десятков прожитых лет я вдоль и поперек прошелся по нему, проехал и проплыл. А кое-где и не по одному разу. Перед глазами стоят и проходят картины из прошлого и настоящего: светлые и темные, радостные и грустные. И я разглядываю их, насколько это возможно, и пока они не истерлись из памяти…

Считать ворон – это плохо?

С самого начала активного промышленного освоения Кольского полуострова нам постоянно внушали: наш край – бесценная кладовая Отечества. Она содержит большую часть таблицы Менделеева. Плюс долго растущие добротные северные леса. Брать эти богатства – наша задача! И северяне брали – выполняли и перевыполняли планы. По рудам, металлам, редкоземельным элементам, по древесине и прочему, прочему. Чего стоили только выпуск и отправка вагонами апатитового концентрата в объеме более двадцати миллионов тонн в год. А перелопачивалось при этом более пятидесяти миллионов тонн руды, не считая вскрышной породы.

Поверьте, это огромные цифры! От массовых взрывов Хибинские горы вздрагивали и стонали. И с каждым годом теряли свой неповторимый природный облик. А хрустальной чистоты реки со временем становились серыми и даже белыми, без всякой ценной живности. Про вырубленные же при строительстве и эксплуатации рудников и обогатительных фабрик лесные массивы и уничтоженные мягкие мхи, а также ценные ягельники вообще не вспоминали.

Подобные издержки вписывались в наше пресловутое оправдание: лес рубят – щепки летят. При этом мало кто говорил о главном – о том, что добытые полезные ископаемые не могут восполняться, как это способны делать живые существа. А если кто и говорил, то очень тихо. Кому хотелось выглядеть назойливым бубенцом на шее вожака большого пасущегося стада – быть недругом мудрой политики государства?!

В ту пору нам казалось, что мы живем интересами страны.. Из полезных ископаемых, добытых на Севере, полагали мы, что-то пойдет на экспорт (а это, как известно, валюта, на которую покупай, что хочешь), а основную долю продукции направят на внутренние нужды – для промышленности и села. Но опять же тихо поговаривали и о том, что значительная часть удобрений (если не основная) не доходит до полей и распыляется вдоль железных дорог из дырявых вагонов или гниет в коллективных сельских хозяйствах в результате наплевательского отношения к государственному добру. Государственное – значит, ничье, считали многие. Так к нему и относились. Иначе трудно объяснить, почему урожаи сельскохозяйственных культур в СССР не шли ни в какое сравнение с урожаями в зарубежных странах.

Грешно бросать камни в прошлое. Но не меньший грех лежит на нас и за то, что мы не учились у природы, не впитывали в себя ее науку, а также культуру комфортного проживания на Севере. Вспомним тех же ворон, кстати, очень неглупых птиц, которые способны быстро набираться опыта. Так вот, перед массовыми взрывами на крупнейшем и хорошо известном северянам в былые времена руднике «Центральный» комбината «Апатит» (а они, как правило, проводились для отбойки руды раз в неделю, по пятницам) вороны дружно покидали карьер. Этот опыт не осваивали другие птицы, в частности, чайки. И тем самым при мощных взрывах горных пород расплачивались жизнью. Об этом я слышал от горняков. Вот и нам не хватало чувства самосохранения – мы не берегли хрупкую северную природу, рубили сук, на котором сидели.

Речь не идет о том, что нам не следовало добывать руды, выплавлять металлы и прочее. Но масштабы перевернутой земли, количество горных карьеров, отвалов и промышленных «хвостов», которые шли в водоемы и загрязняли их, объемы вырубленных лесов, а также вложенных в охрану окружающей среды средств должны были быть несравненно другими.

Но, к нашему огорчению, не стали. А долгие годы внедрения в промышленности оборота потребляемой воды, робкие попытки рекультивации пылящих в летнюю пору «хвостов», посадки кустиков и черенков на отравленных вредными дымами и кислотными осадками землях не шли ни в какое сравнение с тем, что по-прежнему портилось и губилось.

Не знаю, как родилось выражение «считать ворон», но его саркастический смысл – отвлекаться от дела, зевать, смотреть по сторонам, и в особенности на ворон, по-моему, не оправдан. Ну что зазорного в том, что человек заглядывается на малопривлекательную внешне с черно-серым окрасом птицу? Да и зевака ли он? А если предположить, что он-то как раз стоит ближе к природе и лучше других понимает ее. Может, заинтересованность окружающей жизнью несет человечеству больше пользы, чем пофигизм?

Ведь пофигисту вообще не до ранимой природы. Он приезжал на Север за длинным рублем и уезжал с ним без оглядки на то, что за картина оставлена за спиной. А на картине было видно, что она писалась не маслом. На ней и трава не росла.

С экологией шутки плохи

Надо признать – Заполярному и Никелю, Кировску и Апатитам, Мончегорску и Оленегорску, Ревде и Африканде, Ковдору и Кандалакше, видно, уже никогда не избавиться от серых пигментных пятен на своем лице. Не лучше выглядят и небольшие поселки, где процветала деревообработка. Неестественная пигментация выражается не только в унылой архитектуре домов и зданий, но и в темных терриконах, похожих на мрачные сопки, в высоких вечно дымящих трубах, в большегрузных коптящих автосамосвалах, время от времени ползающих по городским дорогам, в угольных складах и кучах древесных опилок и других хорошо знакомых «прелестях».

А разве может быть иначе при развитой горнодобывающей промышленности и горной металлургии? Поверьте, может. Я тоже до какой-то поры не знал, что на комфортабельном автобусе можно ездить не только по городским улицам, но и по горным выработкам подземного рудника. А пару десятков лет назад узнал – тогда мне и довелось прокатиться по глубоким, а затем и верхним горизонтам железного рудника в пригороде самого северного города Швеции – Кируна, хорошо известного богатейшим месторождением железной руды.

В Кируне я не заметил явных признаков горнорудного производства – с экологией там давно не шутили. Зато видел, как в ранний утренний час (а наша поездка проходила в начале мая) по городу бегали зайцы. Они еще не полностью сменили одежду, и были хорошо заметны на темном фоне земли, едва проснувшейся после зимы. Об отношении к окружающей среде говорит и тот факт, что в окрестностях Кируны несколько национальных парков. Примерно в те же годы я впервые увидел в Норвегии и Финляндии, как пасутся олени рядом с людьми и какими-то производственными строениями, как они бегают по автомобильным дорогам, мешая движению транспорта. Для многих из нас это было в такую диковинку, что верилось с трудом.

А теперь обратим свой взгляд на воинские гарнизоны, что создавались во многих местах Кольского полуострова, особенно на Мурманском берегу, включая остров Кильдин, и затем в силу ненадобности оказались заброшенными… Ныне они пугают впечатлительных людей темными глазницами пустых окон в облупившихся блочных домах, хозяйственной разрухой и могильной холодностью. Причем в любое время года – и зимой, и летом. Это уже не пигментные пятна, к которым можно привыкнуть, а тяжелое заразное заболевание. Оно уродует тело земли. И опять-таки – с хронической болезнью никто не борется.

Тот, кто бывал в окрестностях наших северных городов, не мог не заметить повальную захламленность их пригородных территорий. Гляньте, сколько кругом заброшенных мини-карьеров, из которых брали песок для строительных нужд, полуразрушенных строений, ржавых конструкций, бочек из-под топлива и смолы, труб, других железок, раскуроченной техники! К ним так и хочется прикрепить указатели: «Таковы плоды производственной деятельности строительного управления №… (начальник…), строительно-монтажного поезда №… (руководитель…), геологоразведочной партии № … (начальник…)».

Понятно, никто не заинтересуется таким предложением. Но и порядок наводить никто не торопится. Разве что время от времени инициативу проявляют школьники, сознательные семьи, да отдельные любители природы, чаще всего рыбаки. Они собирают мусор, вывозят его из леса. А если и нет такой возможности, то закапывают глубоко в землю. Но это лишь мизерный процент того, что можно и нужно сделать.

Я много раз задавался вопросом: почему так не везет Мурманской области в плане внедрения передовых технологий, улучшающих экологическую обстановку, положительно решающих практические задачи? Но пока не нашел ответа. Введут в строй мусоросжигательный завод, а он травит людей своими вредными дымами. (А в небольшой по территории Японии около 2000 мусоросжигательных заводов, и средняя продолжительность жизни людей 82 года, в России же 66 лет). Построят с помощью московских специалистов установку по производству экономичного водоугольного топлива, а она не работает (в Китае же такое производство процветает). Соорудят с помощью местных умельцев биогазовую установку для выработки теплоэнергии, работающую на курином и коровьем помете, протрубят на всю область: «Мы новаторы!», а потом сменится начальник хозяйства, и тут же все признают: да использование установки невыгодно! Уже давно на Верхнетуломской ГЭС существует подземный рыбоход, а семга так и не пошла в него, не стала подниматься под землей из Туломы в Верхнетуломское водохранилище, откуда открыт водный путь в Финляндию. Финны нередко выражают свое недовольство по этому поводу, говорят, что надо что-то делать, хотя сами и строили эту гидроэлектростанцию.

Возможно, ответ кроется в том, что мы излишне доверчивы, и нас легко убедить в необходимости реализации сырых, неэффективных проектов? Или в том, что у нас недостаточно ответственно подходят к своему делу инженерные и экспертные службы? Или – что поделаешь, такие уж мы невезучие? В каком из этих вариантов ответа можно убрать вопросительный знак – я затрудняюсь сказать.

Именем Российской Федерации

Не нравится мне нынче Кольский залив, в котором мальчишкой я любил купаться. Ни по чистоте морского дна, ни по прозрачности воды, особенно тогда, когда тихие волны переваливают с места на место плавающие помойки. Все эти отходы образуются не сами по себе. Их выбрасывают с кораблей, стоящих на рейде и у причалов. И теперь, чтобы нормально порыбачить в относительно чистой воде, приходится отходить на лодке как можно дальше от берега. А это, знаю по себе, далеко не всегда безопасно.

О том, что в Кольском заливе устроено кладбище кораблей, говорили, писали, показывали не раз и не два. Ну, то, что затонуло, понятно, уже не мозолит глаза, нечасто напоминает о себе.

Но еще больше меня возмущает продолжение этого кладбища на берегу. В черте Мурманска. Я не знаю, существует ли подобное в других всемирно известных портах, но для нашего города-героя это позор. И надо смывать его как можно скорее. Хотя бы к 100-летию Мурманска. Наш город не погиб, не дрогнул, не согнулся в Великую Отечественную войну, не надо ему напоминать о гибели и сейчас. Это недобрый знак. Было бы хорошо, если бы этим прониклись градоначальники, занимающие ответственные посты. Говорят, в старых, отходивших свои мили судах, витают души плававших на них моряков. Стало быть, их надо окружить покоем…

Мурманск – город моего рождения. Я люблю его, как любят родных людей. Поэтому критические строки о нем даются мне с печалью. Не знаю, как так получилось, что город рос, развивался, но как бы не для нас, мурманчан, а для более значимых целей. Чтобы удобно было привозить, разгружать и переваливать рыбу, уголь, металлы, концентраты (тот же апатит) и тому подобное. Из города к заливу мало где можно пройти, чтобы взглянуть на корабли, подышать морским воздухом. Уже всем набили оскомину разговоры о том, что крупный морской порт не имеет своей набережной. Мало пятнышек, ласкающих взгляд. По уму не обустроено ни одно озеро, что вписано в черту города. При этом отмечу и положительный факт – хорошо, что, наконец-то открыли в подходящем месте памятник Ждущей. В целом мне он нравится.

Но беспокойство вызывает все же вода. Красоты красотами, но видны и явные промахи в деятельности человека, от которых страдает природа. Прежде всего, это неумелые сбросы воды нашими энергетиками в целях промышленных нужд у своих гидростанций. (Для справки: в Мурманской области 17 ГЭС и 11 водохранилищ.) В иной год, к примеру, на Верхнетуломском водохранилище до неузнаваемости изменялись знакомые места. Огромный спад воды обнажал обширные бывшие под затоплением территории. Черные донные отложения (раньше здесь были торфяники и болота), естественно, не подавали признаков жизни, большие участки были потянуты белой пеленой плесени, от них исходил неприятный запах. Понятно, что когда вода вновь затопляла эти места, для рыбы здесь уже не было кормовой базы. А гниль после этого еще долго портила воду.

Другое бедствие – сети, оставленные рыбаками в воде. Причем неважно, на законном ли основании они ставились или из браконьерских побуждений. Рыба, застрявшая в них, гниет, разлагается, сама сеть покрывается противной слизью. Кто бы знал, сколько десятков (а может быть, и сотен) километров сетей погружено в воды наших водоемов?! Ущерб, который они наносят рекам, озерам, водохранилищам, огромен. И как избавиться от этой беды, похоже, никто не знает.

Впрочем, не все печально. Пробиваются и ростки положительных явлений – худо-бедно повышается культура любительского и спортивного рыболовства. Это выражается и в обращении с огнем, и в уборке облюбованных мест, и в появлении изб (естественно, без замков) для отдыха и построивших их, и случайных рыбаков, и в создании пусть примитивных, но все же причалов – железные и деревянные лодки с моторами меньше врезаются в берега и разрушают их. А недавно через Интернет познакомился с решением нашего местного суда, которое и вовсе порадовало меня. В марте прошлого года именем Российской Федерации говорил Ковдорский районный суд Мурманской области. Суть решения такова. Природоохранный прокурор выставил иск к муниципальному предприятию ЖКХ «Ёнский» об установлении рыбозащитного устройства на водозаборном сооружении на озере Сейто. А данное озеро, между прочим, рыбохозяйственный водный объект высшей (особой) категории. Через него пролегает путь миграции ценных видов рыб к местам нереста. Если не действует такое устройство, то рыба может угодить в водозаборное сооружение и погибнуть. Не вдаваясь в другие детали, скажу, виновные понесли наказание. Их, конечно же, обязали сделать все, что положено, чтобы исправить ситуацию.

Решение порадовало меня тем, что в нем читалось и косвенно утверждалось. У нас есть надзорный орган, который не дремлет. Есть суд, который стоит на страже закона. И есть государство, которое защищает природу и водные биологические ресурсы! Ведь безголосая рыба себя не защитит.

Пора уважать себя

Мы нечасто задаем себе каверзные вопросы – зачем лишний раз теребить душу? Но порой все же надо. Вот и зададим. А любим ли мы свой край и каким оставим его после себя? Не вела ли нас за собой корысть? Все ли делали так, как нужно, или что-то не сделали? Причиняли ли неприятности другим людям и окружающей среде? Не заразились ли микробами пофигизма?

Начну с последнего вопроса. Мне все равно, как меня поймут. За полвека трудовой и служебной деятельности какой-то след на Кольской земле оставил. И будучи рабочим, и журналистом, и партийным работником, и редактором двух газет, и консультантом губернатора. Ради корысти не работал, служебное положение в личных целях не использовал. Сидели ли во мне вредные микробы? Наверное, сидели, ведь зараза не спрашивает, к кому прицепиться. Но думаю, что держались они во мне недолго. Кольская земля дала мне врожденный иммунитет, и заболевания практически без задержки обходили меня стороной. Пофигизм не мог во мне задержаться еще и потому, что кроме Мурманской области у меня не было запасного аэродрома для последующего приземления и обустройства, да я и не искал его ни в каких краях. Поскольку такого освежающего климата и таких открытых людей, как у нас, нигде больше не встретишь.

Мы многое делали не так и много чего не сделали. По существу, все предыдущие строки статьи говорят об этом. Но нетрудно и добавить. К нам никто не приедет наводить порядок. Ни сегодня, ни завтра, да никогда. А вот навредить, что-то испортить – могут. В любое время. Нередко в Интернете появляются видеосюжеты о рыбалке приезжих рыбаков. Выловленным ими рыбкам расти бы еще и расти, а они разложены на снегу хвастливыми людьми: «Вот так надо рыбачить! Приезжайте на Кольский!» С приезжими надо держать ухо востро – мы здесь хозяева, и никто другой, здесь действуют наши правила и законы!

Что же касается любви к своему краю, то ее в нашем случае не выразить поцелуем. В серьезном деле чувства и эмоции должны отходить на второй план, нужна конкретика. Мне могут заметить: говорить-то легко, а вот мы несколько раз ходили в администрацию, просили поддержать нас в проведении экологической акции, а нас и слушать не захотели… Как вы считаете, за что нужно браться? В чем же ваш «конструктив»?

Мало ходили, ответил бы я. Надо настойчивее добиваться своего. И идти к тем же чиновникам еще и еще раз с новыми доводами и аргументами, подтверждающими полезность ваших затей. Чиновники не глупы – рано или поздно убедительные аргументы и факты заставят их принять решение в вашу пользу.

А за что браться?.. За оздоровление края, за обеспечение его экологической безопасности. Пора начинать уважать себя. И работать, работать. Пусть понемногу, с перерывами, с отдыхом, но не отступая от задуманного. Как это делает духовенство по всей стране, перестраивая или заново возводя церкви, мечети, монастыри. В одни годы можно взяться за очистку внутренних водоемов в черте городов, в другие – при участии предприятий начать создание национальных парков, затем перейти к наведению порядка, скажем, на острове Кильдин, и так далее. Но прежде всего начинать со своих дворов. А «конструктив» мой в том, что надо менять жизнь, делать ее лучше всеми доступными средствами.

Вячеслав СИДОРИН, член Союза журналистов, заслуженный работник культуры РФ

^{http://www.mvestnik.ru/shwpgn.asp?pid=2013052917}

Больше информации о: Ждущая, Менделеев, Сидорин, Центральный, интернет, экология