Мурманск

Кольский полуостров, Северо-Запад России

Сто страниц истории к 100-летию Мурманска: Свидетель рождения Мурманска / 2

Опубликовано
3843 дн. назад

Окончание (Начало)

— Правило веры и образ кро-то-сти, — разносились окрест слова молитвы.

Он стоял поодаль в толпе народа. Заканчивалась церемония закладки собора. Уже в специальное углубление была заложена металлическая пластина с выгравированным на ней памятным текстом. Уже министры положили кирпичи в основание алтаря, и владыка — епископ Архангельский и Холмогорский Нафанаил, — окропив место будущего храма святой водой, сделал на бревнах надрезы топором. Уже прозвучала проповедь, в которой архиерей сказал, что на Севере «возникает новый светильник веры и благодати». Уже министр путей сообщения поздравил «строителей дороги с железнодорожным выходом к океану», после чего руководителям стройки были вручены медали. Уже, переговариваясь меж собой, люди начали расходиться, а он все не мог двинуться с места. До тех пор, пока не впитает, не вберет в себя до мельчайших деталей неповторимый момент рождения целого города. Чтобы потом рассказать об этом читателям на страницах газет, поставив в конце корреспонденций известное на всю Россию — А. Ренников.

Окно в Европу

«Конечным пунктом Мурманской железной дороги, — вспоминал скрывавшийся за этим псевдонимом Андрей Митрофанович Селитренников, — был маленький рабочий поселок на берегу Кольского залива между городком Колой и Александровском. Здесь, на этом месте, мы должны были заложить новый город Романовск, от которого ожидали, что он впоследствии „явится“ северным „окном“ в Европу. Благодаря Гольфштрему судоходство отсюда мимо норвежских берегов могло происходить круглый год… Перед закладкой Романовска мы успели посетить и Колу и Александровск. Александровск стоит на скалах, имеет свой маленький залив, напоминающий норвежские фьорды, и для роли окна не годится; Кола, наоборот, находится на ровном месте: но залив тут мелководен и тоже для окна не подходит. Жители ее, разумеется, были очень огорчены, что выбор не пал на их город, которым они очень гордились… Несмотря на недовольство кольских граждан, город Романовск все же решено было закладывать на некотором расстоянии от них, к северу».

Сведу воедино хранящиеся в Государственном архиве Мурманской области фрагменты ренниковских очерков, написанных по горячим следам событий, с выдержками из опубликованных Андреем Митрофановичем уже после второй мировой мемуаров. Еще в поезде он успел проинтервьюировать некоторых ответственных работников портового и железнодорожного ведомств.

— Самый порт располагается непосредственно против города Романова, — сообщил журналисту выдающийся гидротехник, профессор Борис Кандиба, — причем очень благоприятно и для порта, и для города то обстоятельство, что и тот и другой создаются одновременно при гармонической взаимной распланировке.

С этой «распланировкой» и знакомился Селитренников накануне торжеств. “На пустынном, слегка холмистом берегу залива, — пояснял он, — уже стояли в разных местах заранее вбитые столбы с надписями на деревянных табличках: «Собор», «Почта и Телеграф», «Казначейство», «Городское Самоуправление», «Суд» и так далее. Кроме того, маленькие столбики указывали направление улиц. На одном большом пустыре красовался телеграфный столб с заманчивым указанием «Городской Сад».

— Место, где заложен сейчас город Романов, — утверждал в беседе с Ренниковым начальник управления по строительству Мурманской железной дороги Владимир Горячковский, — найдено нашей «Мурманстройкой». Сначала со стороны различных ведомств не было единодушия в определении того места, где следует оборудовать новый порт. Высказывались мнения в защиту Мотовского залива, острова Кильдина. Но в конце концов местоположение Романова было одобрено всеми. Действительно расположение порта в глубине залива в 60 верстах от выхода в океан защищает его от неблагоприятного влияния океанских ветров. Извилистость залива в соединении с удаленностью от открытого океана обеспечивает порт и город от неприятельского обстрела и от подводных лодок. Глубоководность порта дает Романову такие преимущества, каких не имеет ни один из русских портов.

Полярный энтузиазм

Было 21 сентября по старому стилю. Несмотря на то, что осень еще не перевалила за половину, вокруг лежал снег. Пока Андрей Митрофанович прогуливался по «улицам и проспектам» будущей заполярной столицы, началась церемония закладки. «Пел небольшой хор из Колы, — сообщает Ренников, — и пел бы недурно, если бы ему не подтягивали товарищи министров, директора департаментов и члены Государственной Думы. Никогда не умевшие спеться бюрократы и депутаты различно истолковывали и гармонию, и мелодию песнопений».

Еще один штрих в картину первого дня Мурманска внесло ведомственное соперничество, описанное Селитренниковым со свойственным ему юмором. «По окончании службы стали подходить к кресту, — поясняет он. — И тут встал во всю свою величину трудный вопрос: кому подходить первому и кому последнему? Кто выше — министр путей сообщения или министр военно-морской? Архангельский губернатор или директор департамента неокладных сборов? Или кто важнее для жизни государства — сухопутные инженеры-путейцы или моряки?..

К счастью, Владыка сам разрешил этот тяжелый вопрос. Затаив недовольство против адмирала Григоровича за опрометчиво рассказанный морской анекдот (в другом месте Ренников называет анекдот „очень скользким“. — Прим. Д. Е.), он решительно направился к Трепову, любезно поднес крест ему, после него высшим путейским чиновникам, а затем уже всем другим, в том числе адмиралу».

По окончании торжеств поезд двинулся в обратный путь. В Кандалакше его пассажиры пересели на «Канаду» — ледокольный пароход, ставший впоследствии знаменитым под именем «Федор Литке». На нем они благополучно доплыли до Архангельска, а затем по железной дороге вернулись в Петроград. «Как-то странно было, — замечает Селитренников, — после величавой тишины Дальнего Севера вернуться в столицу, окунуться в ее бурливую тревожную жизнь». Вся поездка заняла 11 дней.

Путешествие на Кольский полуостров в той или иной степени оказало влияние на всех его участников. Один из видных чиновников министерства путей сообщения в беседе с Андреем Митрофановичем оценил его итоги следующим образом:

— Север произвел на меня ошеломляющее впечатление. Не так давно, слушая доклады Вилькицкого, читая сообщения о полярных экспедициях или видя блестящие глаза художника Борисова, я, признаюсь, удивлялся этому «полярному» энтузиазму. Защитники Севера и далеких северных путей долгое время были у нас настоящими подвижниками, выносящими и улыбки недоверия, и прямые издевательства со стороны печати и общества. На многих из них нередко смотрели как на «ненормальных». Но вот, возвращаясь с Мурмана, я чувствую, что во мне тоже что-то изменилось. Я понял полярный энтузиазм. Я сам влюбился.

Навсегда в истории Мурманска

Возможно, результатом этой поездки стало бы более активное развитие и обустройство нашего края и его новорожденной столицы, но вскоре старая Россия дотла сгорела в огне революции и гражданской войны. Захват власти большевиками Селитренников воспринял как катастрофу. Неудивительно, что в дальнейшем он оказался в эмиграции, где продолжал работать как журналист, прозаик, поэт, фантаст и драматург. К примеру, известный деятель русского зарубежья Роман Гуль отзывался о нем так: “Острым и лютым фельетонистом был А. Ренников… старый сотрудник петербургского «Нового времени». Помню, полемизируя с эсерами М. В. Вишняком и С. М. Соловейчиком, Ренников писал: «Вишняк в цвету, Соловейчик заливается». На склоне лет пристанищем Андрея Митрофановича стал дом русских инвалидов в Ницце. Умер Ренников в ноябре 1957-го и похоронен там же, в Ницце, на кладбище Кокад. О том, что и в последние годы жизни он вспоминал путешествие на Север, свидетельствуют изданные им в 1954 году в Нью-Йорке мемуары «Минувшие дни», три главы которых — «Мурманская дорога», «Закладка города» и «Немецкие подводные лодки» — посвящены описанию северного вояжа известного журналиста, рождению Романова-на-Мурмане.

«Среди редких разумных мер, предпринятых нашим правительством во время войны, — писал Ренников, — несомненно, нужно считать постройку и открытие Мурманской железной дороги, столь важной для связи с союзниками. Правда, эту дорогу следовало бы построить раньше, перед войной; но, к сожалению, у нас обычно все умное делалось значительно позже, чем глупое. Во всяком случае, с созданием мурманской дороги вышло несколько удачнее, чем с приготовлением военных припасов: пока армия оставалась боеспособной, снарядов у нее не было; а когда она развалилась, снаряды стали поступать в огромном количестве. Мурманский же путь как-никак открылся до революции и около года приносил свою пользу».

Ныне имя Андрея Митрофановича Селитренникова почти забыто. Книги его не переиздавались, творчество недооценено. Между тем Ренников заслужил благодарную память мурманчан. Он навсегда вошел в историю нашего края как человек, присутствовавший при рождении Романова-на-Мурмане, оставивший самый первый литературный портрет нового города, описавший первые минуты, первые часы, первый день заполярной столицы.

Дмитрий ЕРМОЛАЕВ, сотрудник Государственного архива Мурманской области

^{http://vmnews.ru/vkurse/2012/11/23/sto-stranits-istorii-k-100-letiyu-murmanska-9}

Начало

Больше информации о: Горячковский, Григорович, Кандиба, Мурманстройка, Нафанаил, Ренников, Селитренников, Семёнов, Трепов, Федор Литке